В начале XVII в. Англия была главным образом, страной сельскохозяйственной. Подавляющая масса населения жила в сельских местностях и занималась, целиком или частично, производством продуктов питания и шерсти. Много веков Англия была феодальным государством, состоявшим из изолированных местных общин, которые производили для собственного потребления и очень мало торговали между собой. Но постепенно в XV—XVII вв. структура этой сельскохозяйственной общины стала изменяться. Деревенское продовольствие и шерсть стали продаваться в отдаленных местах: прядильщики и землепашцы превратились в производителей товаров для национального рынка.
К тому же в 1492 г. Христофор Колумб открыл Америку. Английские купцы последовали за ним туда. Они проникли и в другие заморские страны — Индию и Россию. С развитием промышленности и торговли и расширением международного рынка для английского сукна, возникли оживленные города, которые нужно было кормить и станки которых нужно было снабжать шерстью. Здесь — начало специализированного разделения труда. На юге Англии, который тогда был экономически передовой частью страны, различные районы стали преимущественно заниматься производством определенных товаров. Те, у кого были деньги, стали держать в собственных поместьях или на арендованной земле большие стада овец, чтобы производить сырье на этот расширившийся рынок,— и получили от этого немалую выгоду, ибо цены поднимались. В Америке нашли серебро, и оно потекло в Европу как раз в такое время, когда торговля расширялась, а денежные отношения между лендлордом и держателем, хозяином и рабочим вытесняли старые отношения, основанные на плате натурой или рабочими повинностями. Цены росли в течение всего XVI в. Между 1510 и 1580 гг. в Англии цены на продовольствие выросли втрое, а на ткани — на 150%. Это привело к таким же последствиям, как современная инфляция. Те, у кого были твердо фиксированные доходы, беднели, а те, кто жил торговлей и производством на рынок, богатели. Таким образом, средние классы преуспевали, а высшая аристократия (включая короля и епископов) и мелкое крестьянство становились относительно беднее, за исключением тех немногих лиц из этих классов, которым посчастливилось принять участие в спекуляциях. Был и другой фактор. В 1536—1540 гг., во время так называемой реформации, английские монастыри были закрыты, а их имущество конфисковано. Это было одним из этапов борьбы за независимость Англии против власти католической церкви и ее финансового гнета и, следовательно, получило восторженную поддержку со стороны буржуазии и парламента. Они, кстати, неплохо воспользовались этим, потому что большое количество ценной и до тех пор недоступной земли, конфискованной у церкви, стало предметом купли-продажи.
Все эти события изменяли структуру английского сельского общества. Земля становилась весьма заманчивой областью для помещения капитала. Люди, имевшие деньги, хотели покупать на них землю, а людей с деньгами становилось все больше и больше. В феодальной Англии земля переходила по наследству от отца к сыну и обрабатывалась все время традиционными способами для потребительских нужд семьи. Она переходила из рук в руки только после долгих тяжб или насильственных захватов. Но теперь, поскольку закон приспосабливался к экономическим нуждам общества, земля стала превращаться в товар, покупаться и продаваться на рынке, движимом конкуренцией, и таким образом, капитал, накапливавшийся в городах, переливался в деревню.
Северные и западные части Англии остались, относительно, вне сферы действия нового коммерческого духа, излучавшегося Лондоном и портами, но на юге и востоке многие землевладельцы начинали хозяйничать в своих поместьях по-новому. Как в средние века, так и в XVII в. главное значение поместья заключалось в том, что оно снабжало землевладельца (благодаря его власти над трудом других) средствами существования. Но сверх того на излишнюю сельскохозяйственную продукцию крупных поместий в средние века содержались отряды слуг, которые при случае становились солдатами и таким образом являлись осно-бой политической власти феодалов. Теперь, с развитием капиталистического способа производства в рамках феодализма, многие землевладельцы стали сбывать на рынок ту часть продукции своих поместий, которая не потреблялась их семьями. Они увидели свои поместья в новом свете — как источник денежных доходов, доходов эластичных и могущих быть увеличенными. Ренты были установлены обыкновенно на уровне, сохранявшемся так долго, что их стали считать «обычными», существующими «с незапамятных времен». То же произошло с другими дозволенными законом грабительскими поборами, которые феодальные землевладельцы взимали с крестьянства! Теперь и то и другое «взвинчивалось» до фантастически высокого уровня. Это само по себе было не только экономической, но и моральной революцией, так как означало разрыв со всем, что люди до этого считали правильным и порядочным, и имело весьма разлагающее влияние на мышление и верования.
Нравственные законы всегда связаны с данным общественным порядком. В феодальном обществе господствовали обычай и традиция. Деньги, относительно, значения не имели. То обстоятельство, что ренты росли и что если люди не могли уплатить их, то должников выгоняли на дорогу просить милостыню, воровать или умирать от голода — было грубым нарушением морали такого общества. С течением времени потребности растущего капитализма выработали новую мораль, выражающуюся словами «бог Помогает тем, кто сам себе помогает». Но в XVI в. мысль, что прибыль важнее человеческой жизни, такая привычная для нас мысль, что мы потеряли всякое чувство нравственного негодования по поводу нее, тогда была еще очень новой и поразительной.
Пуританский моралист Стэббс писал:
«Разве тот, кто навсегда лишает человека доброго имени, кто забирает у него кров до истечения срока, кто вырывает у человека его добро, его землю и пожитки... не является большим вором, чем тот, кто крадет овцу, корову или быка только из необходимости, не имея другого способа облегчить свою нужду?».
Но что значили моральные проблемы для землевладельцев XVI в.? Они усиленно повышали свой реальный доход, чтобы он мог соответствовать растущим ценам на товары, которые им нужно было покупать. Они выгоняли держателей, которые не были в состоянии платить новые ренты, мелкие держания которых мешали превратить поместье в большой компактный земельный массив для выгодного разведения овец в крупном масштабе. Нередко ренты поднимались потому, что само поместье было куплено по конкурентным ценам, преобладавшим на земельном рынке. Тогда спекулянт-покупатель хотел вернуть себе в форме прибыли капитал, затраченный им на покупку, на оборудование и на улучшение обработки, земли.
Таким образом во внутренних графствах выростал новый тип землевладельца - капиталистический землевладелец. Он мог быть пиратом или работорговцем, почтенным купцом из Сити, разбогатевшим на торговле коринкой, или провинциальным капиталистом-суконщиком В любом случае он искал способа надежно поместить свои капиталы и одновременно обеспечить себе положение в обществе.
Ибо землевладельцы контролировали местное управление - в качестве лордов Маноров или мировых судей. Лишь землевладельцы избирались - от землевладельцев же - представителями от графства в парламент. Землевладельцы избирали только землевладельцев. Города тоже все чаще бывали представлены в палате общин окрестными дворянами. Но новым землевладельцем мог быть и феодальный лорд, усвоивший новые идеи и имевший возможность мобилизовать необходимый капитал для реорганизации хозяйства в своих поместьях, или же этот землевладелец мог происходить из зажиточного слоя крестьянства.
Многие представители вышеназванного класса - йомены - смогли благодаря своему богатству и способностям сохранить за собой свои участки земли, преумножить и объединить их и воспользоваться новыми возможностями, которые им предоставлялись производством на рынок. В XVII в. такие люди объединяли разбросанные полосы земли, обращали неогороженную землю в пастбище или увеличивали производство зерна, фруктов, овощей, молочных продуктов для городского рынка. Они меняли характер старых держаний — превращая копигольды в лизгольды, сдавая свою землю в краткосрочную аренду — и беспощадно сгоняли крестьян, которые не могли платить требуемых от них рент нового экономического характера.
Пользуясь всеми этими средствами, они обогащались таким же образом, как купцы и промышленники в городах. Поэтому в графствах южной и восточной Англии господствующее положение стал занимать класс, создающий себе богатство новым» путями. Этот класс был основой знаменитого класса помещиков — сквайров, которому предстояло править Англией в последующие три столетия.
Но до 1640 г. не все складывалось по воле этого класса. Строение общества было еще по существу феодальным. Такими же были его законы и политические учреждения. Полному, беспрепятственному капиталистическому использованию земельной собственности и свободной торговле землей еще мешали бесчисленные юридические ограничения. Эти ограничения сохранялись в интересах короны, феодального землевладельческого класса и, в меньшей степени, в интересах крестьянства, стремившегося жить по-старому и платить старые фиксированные подати. Для того чтобы сельскохозяйственный капитализм мог полностью развить ресурсы деревни, нужно было разорвать эту юридическую сеть.
Между тем во многих частях страны, даже на юге и востоке, а также по всей северной и западной Англии, оставались еще землевладельцы, не обладавшие ни способностями, ни капиталом, ни нужной психологией, чтобы хозяйничать в своих поместьях по-новому. Они все еще пытались поддерживать феодальную пышность и церемонии, содержали, по-княжески, целые свиты родственников и слуг, управляли своими поместьями по-старинке, мало считаясь с требованиями национального рынка. Их дворы были полны знатных приспешников и бедных родственников, не выполнявших в обществе никаких производительных функций, но продолжавших считать, что мир должен кормить их. «Трутни» — так называли их буржуазные памфлетисты, еще раньше назвавшие так монахов. «Ненужные и бестолковые слуги, старые капитаны, старые придворные, бесполезные ученые и приживальщики - таково нелестное определение их, данное проницательным управителем одного из этих крупных поместий».
Средоточием этого общества был королевский двор. Король, крупнейший землевладелец этого рода, сам всегда испытывал нужду в капитале. Епископы также были заведомо отсталыми землевладельцами.
«Другие объясняют антиклерикализм тесной политической связью духовенства с землевладельческим классом и тем,, что сама церковь владеет большим количеством плохо обрабатываемой земли».
Времена для этих паразитов и рантьебыли тяжелые. Повышение цен - лишало их возможности сохранять старый уровень жизни, не говоря уж о том, чтобы соревноваться в роскоши с магнатами торговли. Они постоянно были в долгу, обычно у какого-нибудь ловкого городского дельца, который требовал закладную на поместье и вступал во владение им, когда истекал срок платежа. Бедствующий придворный, гордый, но не имеющий ни гроша младший сын знатной семьи были обычным предметом всеобщих насмешек и презрения в рядах среднего класса. Однако феодальный класс был еще социальной и политической силой. Государство было организовано для охраны его интересов. А вследствие его неспособности реорганизовать свои поместья большое количество капитала лежало без движения. Многие плодороднейшие земли Англии не использовались в полную меру технических возможностей того времени.
Все классы вели между собой острую борьбу, стремясь воспользоваться происходившими в сельском хозяйстве изменениями. В общем эти перемены обусловили большую производительность сельского хозяйства и дали некоторым зажиточным крестьянам и мелким землевладельцам возможность улучшить свое общественное положение. Но для многих мелких землевладельцев они означали разорение, повышение рент и различных платежей, огораживание общинных полей, на которых деревенские жители веками пасли свой скот и гусей. Многие землепашцы, чьи мелкие участки мешали лендлорду создать на едином земельном массиве крупную овцеводческую ферму, безжалостно сгонялись с земли.
«Ваши овцы, — писал Томас Мор в начале XVI в., — обычно такие кроткие, довольные очень немногим, теперь, говорят, стали такими прожорливыми и неукротимыми, что поедают даже людей, разоряют и опустошают поля, дома и города».
«Психология владения землей была революционизирована, — заключает профессор Тоуни, - и в течение двух поколении умный лендлорд вместо использования своего сеньориального права, для того чтобы штрафовать или задерживать беглецов из крестьянских гнезд, выискивал ошибки в документах на право владения землей, взвинчивал платежи за передачу участка из одних рук в другие, искажал манориальные обычаи, а когда осмеливался - обращал копигольды в арендуемые участки».
Или, как выразил это Филипп Стэббс, — «лендлорды торгуют своими бедными держателями».
В течение всего рассматриваемого периода в стране тлели искры возмущения против этого гнета. Они вспыхнули, разразившись открытым мятежом в 1549 и 1607 гг., но каждый раз крестьянство терпело поражение и бывало вынуждено подчиняться. Государство всегда является орудием угнетения в руках господствующего класса, а Англией XVI в. правили лендлорды. Некоторые из бедных держателей стали бродягами, скитавшимися по дорогам в поисках куска хлеба. На этот случай 'были приняты законы, предписывавшие клеймить бродяг или же «бить кнутом, пока его или ее плечи не покроются кровью».
«Отцы теперешнего рабочего класса, - как пишет Маркс в «Капитале», - были прежде всего подвергнуты наказанию за то, что их насильственно превратили в бродяг и пауперов».
Другие крестьяне стали сельскохозяйственными рабочими и работали в крупных поместьях. Иные же служили для развивающейся текстильной промышленности резервом дешевой рабочей силы. Обе эти группы не имели земли, которая обеспечивала бы им самостоятельность в плохой год или же в тех случаях, когда их наниматели терпели банкротство. Они были на пути к превращению в пролетариев, не имеющих ничего для предложения на рынке, кроме своей рабочей силы, подвластных всем колебаниям, всей неустойчивости капитализма. «Деревенское население, — цитируем опять Маркса, - насильственно лишенное земли, изгнанное, в широких размерах превращенное в бродяг, старались, опираясь на эти чудовищно террористические законы, приучить к дисциплине наемного труда плетьми, клеймами, пытками». Однако следует быть осторожным, не относить этих явлений к слишком раннему времени и не преувеличивать их масштаба,— они представляют интерес лишь как господствующая тенденция. Точно так же новые прогрессивные землевладельцы - этот растущий и развивающийся класс - привлекают к себе внимание, пожалуй, в большей мере, чем они того заслуживают, судя по данным статистики. До 1660 г. лендлорд, улучшающий свое хозяйство, не был типичным явлением.
Не следует также забывать, какой характер имели изменения в сельском хозяйстве дореволюционной Англии. Они происходили в рамках старой техники ведения хозяйства. До XVIII в. крупного переворота в сельскохозяйственной технике не совершилось, хотя зачатки его можно проследить в революционные годы XVII в. Изменения, которые произошли до 1640 г. и в огромной степени умножились между 1640 и 1660 гг., коснулись скорее владения землей и объема продукции,, чем производственной техники. Следовательно, они не имели революционизирующего действия на общество в целом. Существовал новый класс прогрессивных землевладельцев. Он пробивал себе путь, натыкаясь на феодальные пережитки, без уничтожения которых не мог свободно развиваться. Во время революции он овладел государством, создав этим условия, в которых стало возможным его дальнейшее развитие.
С другой стороны, на севере и западе новые перемены даже не коснулись целых больших районов, — и даже там, где такие перемены происходили, еще к 1640 г. значительная часть крестьян сохраняла характер полусамостоятельных земледельцев. В борьбе против королевской власти эта важная группа оказалась временной союзницей главных сил буржуазии, но очень мало получила от этого союза. Поэтому, когда, после 1647 г., она обнаружила, каковы действительные цели буржуазии, то стала бороться совместно с другими радикальными элементами за развертывание революции влево. Однако, поскольку ее стремления и социальные цели были в некоторой степени докапиталистическими, обращенными назад, к идеалам устойчивой крестьянской общины, она была обречена на поражение. Этим течением нельзя пренебрегать, так как оно объясняет, почему в социальных идеях пуритан и социальных целях левеллеров имеется «средневековая» и даже реакционная струя.
